Читаем без скачивания Проза жизни [Обыкновенная жизнь] - Иоанна Хмелевская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Глупая, это же не убийцы, а торгаши! Милиция говорит, такие избегают мокрых дел. В крайнем случае нас могли побить.
— Большое спасибо, но быть побитой мне тоже не очень хочется. На кой черт нам все это нужно, зачем ты встреваешь, чего тебе неймётся?! Какое тебе дело до чужих бандитов и до их часов?!
Тереска даже остановилась от возмущения. Хотя что уж тут возмущаться, если честно, то возразить было нечего. Вернее, возражения были такого рода, что о них не хотелось даже думать, а уж высказать вслух… А правда заключалась в том, что сотрудничество с Кшиштофом Скшетуским было своего рода противоядием от Богуся. Нет, она вовсе не хотела забыть Богуся насовсем, вот ещё! Но свалившиеся на неё потрясения своим драматизмом и романтикой возвышали её в собственных глазах. Если уж переживать, то по-крупному, а не тихо чахнуть от тоски. Умирать, так с музыкой! А может, захватывающие приключения вообще не позволят ей зачахнуть. Но как объяснить это Шпульке, которая, ничего особенного не находя в Богусе, не поймёт всей важности её признания? А кроме того, как можно оставаться равнодушной к такой возмутительной преступной афёре? Какое ей, видите ли, дело!..
— А какое тебе дело до чужих детей? — гневно парировала Тереска. — Они твои? Почему тебя должно волновать, не голодают ли они, не остались ли бездомными?
— Шпулька даже подскочила.
— Это совсем другое дело! Дети — живые существа! Как можно сравнивать? Из детей что-то вырастет!
— Ага. Будущее нации.
— Из брошенных детей вырастет дегенеративное общество!
— А какое тебе дело до общества? — безжалостно спросила Тереска.
Какое-то время Шпулька не находила ответа. Дело, без всякого сомнения, есть, но какое именно?
— Когда эти дети вырастут, мы ещё будем жить, верно? — нерешительно сказала она. — А мне не хочется жить в дегенеративном обществе. Особенно на старости лет.
— А в обществе преступном хочется?
— Ну, ладно. Но для этого есть милиция…
— А для детей — социальная опека и родители! Кроме того, дети растут долго! А тут, пожалуйста, за один вечер — и столько дел наделали! Мне нравится видеть результаты сразу, а не через двадцать лет!
Шпулька смутно ощущала, что в этом есть какой-то смысл.
— Ну хорошо, — неохотно согласилась она. — Но ведь сколько надо нервов!
— А я люблю, чтоб на нервах.
— Так ты же ненормальная. Никто, кроме тебя, в такие истории не встревал бы. А твой Богусь кретин. Христом-Богом тебя прошу, влюбись в кого-нибудь другого!
— Отстань, — огрызнулась Тереска и зашагала в сторону Шпулькиного дома. — Если хочешь знать, я вообще больше ни в кого не влюблюсь. С меня хватит.
— Богусь не стоит того, чтобы на нем завязывать! — возмущённо запротестовала Шпулька, и точность её слов поразила Тереску в самое сердце. До сих пор ей казалось, что личная её жизнь кончена, разбитого сердца не склеить, но тут вдруг одолели сомнения. Богусь оказался идиотом. Тогда, может быть, кто-то ещё… когда-нибудь…
Она решительно отмела закравшуюся в голову и в сердце несмелую надежду. Нет, исключено, любовь ей больше не светит! Личное счастье не для неё, надо переключиться на что-то другое. Благодарность, которую ей торжественно вынесли от имени властей, внесла хоть некоторую умиротворённость в её душу. С любовью это, конечно, не сравнить…
— Если Кристине её жених не решит задачку по физике, мы горим синим пламенем, — внезапно зловеще объявила Шпулька. — Ты уже, конечно, решить не успеешь, а обо мне и речи нет. Но хоть попытаться-то ты можешь! Умоляю тебя, иди наконец домой!
Вопреки ожиданиям, к предложению более тесного сотрудничества Янушек отнёсся прохладно.
— Так сразу честно и скажи, что мне надо следить за всеми машинами в Варшаве, — скривился он.«Опель», например, с Жолибожа, это что же получится? Прикажешь вообще не возвращаться домой?
— Не торчит же он на Жолибоже все время. Наверняка раскатывает по городу и где-то останавливается. Может же он случайно броситься тебе в глаза!
— А та машина, с революцией? Она тебя уже не интересует?
— Интересует, ещё как! Но «опель» тоже.
— А почему?
— Да так. Милиции он нужен.
— А что, объявилась какая-то моторизованная банда? Ну хорошо, могу поискать, но будешь две недели мыть за меня посуду.
— Совсем обнаглел! — ахнула Тереска с таким негодованием, что Янушек сразу пошёл на попятный. Ясно, тут он перегнул палку, с мытьём посуды к Тереске лучше не приставать.
— Тогда будешь решать за меня задачки по математике, — покладисто уступил Янушек.
На Терескином лице отразилось глубокое отвращение.
— К твоему сведению, задачками по математике я занимаюсь со всякими недоумками за деньги. Это мой профессиональный труд. А ты…
— А я мог бы искать по городу всякие тачки тоже за деньги!
— Сравнил! Помощь в поимке преступников — это наш общественный долг!
— Можешь считать мои задачки тоже общественным долгом. Если я буду гоняться за тачками, когда, по-твоему, мне заниматься математикой?
После продолжительных торгов обе стороны отыскали компромисс. Сошлись на том, что за некоторые задачки по математике полкласса Янушека будет высматривать по городу некоторые интересующие Тереску машины.
Результатом заключённого союза был незамедлительный визит Терески к участковому. В свете Терескиных заслуг в борьбе с преступностью неудивительно, что в милиции она чувствовала себя как дома. Постучав в дверь, она услышала невнятный звук, который приняла за приглашение, и вошла.
Участковый сидел за своим столом, напротив размещался на стуле какой-то субъект симпатичного вида и не совсем ещё старый, лет под сорок, с востроглазым живым лицом, в котором было что-то птичье.
— Добрый день, — непринуждённо поздоровалась Тереска. — Мой брат видел «опель».
Участковый, завидев её, вздрогнул и изменился в лице. Бросив быстрый взгляд на посетителя, он порывисто вскочил с таким жестом, как будто отмахивался от нечистой силы.
— Не сейчас, — сказал он поспешно. — То есть, прошу прощения, но… То есть, кто вам позволил?.. То есть, я хотел сказать, вам не следовало… Словом, я занят, прошу подождать!
Тереска была крайне удивлена. Она недовольно покосилась на посетителя, который сидел с каменным выражением лица.
— Ждать я не могу… — Запротестовала было она.
— Тогда завтра! — быстро прервал её участковый. — По личным делам приём завтра!
Тереска так поразилась, что потеряла дар речи. Постояв какое-то время с открытым ртом и оторопью в глазах, она молча покинула негостеприимный кабинет. Снаружи, сразу за порогом отделения милиции, ей попался Кшиштоф Цегна, как раз возвращающийся с обхода.
— Этот ваш шеф выставил меня за дверь, — возмущённо пожаловалась она. — Хотелось бы знать, чем я заслужила такое обращение?
— Он там один? — поинтересовался Цегна.
— Нет. Ещё какой-то тип. С птичьей физиономией. Наверное, преступник, но вообще-то симпатичный.
— О Боже! — ахнул Кшиштоф Цегна. — Какой преступник! Это же майор! Вы успели что-нибудь наговорить?
— Надо же, майор! Нет, не успела. Хотела сказать, что мой брат видел «опель». Да он ничего и слушать не хотел! Что бы это значило? Милицию это уже не интересует?
Кшиштоф Цегна с минуту помолчал.
— Все из-за меня, — с мрачным раскаянием признался он. — Это дело ведёт майор, а я встреваю в него без спросу. Шеф боялся, что вы брякнете лишнее и будут неприятности. Черт подери, наверняка будут.
Он передумал заходить в милицию и с озабоченным видом поплёлся рядом с Тереской в сторону её дома. Тереска была заинтригована.
— Ничего не понимаю. Как это встреваете? Мешаете ему?
— Нет, не в том смысле. Просто превышаю свою компетенцию. Самолично занимаюсь розыском вместо того, чтобы передать все в другие руки, вдобавок ещё привлекаю к расследованию постороннее лицо. То есть вас. Но у меня на то свои причины.
Тереска почувствовала себя заинтригованной ещё больше. А Кшиштоф Цегна был угнетён и ощущал неодолимую потребность перед кем-нибудь исповедаться. Вот так и получилось, что он поделился с Тереской своими мечтами и планами на будущее.
У Терески его проблемы немедленно вызвали горячий отклик. В вопросе жизненных амбиций Кшиштоф Цегна нашёл в ней родственную душу, Тереске тоже честолюбие было не чуждо, особенно в последнее время. К тому же Кшиштоф Цегна кое-что для неё значил.
— Меня, видите ли, тянет на всякие значительные дела, — с азартом объяснял Цегна. — Не хочется мелочиться. И чтоб результаты были видны. И чтоб выкладываться на полную катушку, я, видите ли, люблю выкладываться подчистую, но только не попусту!
Честолюбивые замыслы Кшиштофа Цегны оказались ей столь созвучны, что она загорелась желанием немедленно ему поспособствовать. Словом, Тереска была всецело на его стороне. Тонкости служебной субординации были ей, правда, непонятны, но она приняла факт их существования на веру. Наверное, так уж заведено в этой их милиции, что каждый приставлен к своему бандиту, и отбирать их сослуживцам друг у друга не положено.